Esther Friesner "First, Catch Your Elephant"

Эстер Фризнер

Сначала поймай слона

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

“First, Catch Your Elephant” by Esther Friesner. // Alternate Generals III. By Harry Turtledove and Ronald J. Green (editors). Baen Books, 2005, pp. 235 - 252.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

-- Все еще валит снег? – громко раздался ноющий голос, пронизывая разреженный альпийский воздух. Обладатель этого голоса находился в одной из многочисленных палаток, усеявших горные склоны.

И вновь подул пробирающий до костей ветер, который начал дуть еще до тех незапамятных времен, когда боги впервые поняли, как приятно обрывать смертным крылья. Палатка затряслась на ветру, и оттуда высунулся острый нос коричневого цвета. Но тут уже убрался обратно – туда, где было сравнительно тепло.

-- Оххх, ну и глупый вапрос, -- бесцеремонно ответил обладатель вышеупомянутого носа. – Ты проста идыот, што задаёш такие вапросы. А я ищо болшый идыот, што лэзу правэрат. Канэшна, всё ищо валит снэг! С тэх пор, как мы пакинулы этат чортов Нарбо, што ищо было, кромэ снэга? Да ничэво.

И тут в разговор вступил третий голос:

-- Я бы сказал, ребята, что мы имеем дело с некоторым преувеличением, не так ли? О да, нам, возможно, предстоит буря-другая, но ведь еще и зимы нет. Я полагаю, что нам следует смотреть в будущее с оптимизмом, держать выше голову, не вешать носа и все такое. Наше положение может показаться неприятным, но ведь раньше нам приходилось и хуже. Перейти Пиренеи – это не раз плюнуть, однако же нам это удалось, и мы с боем форсировали Рону, и у нас ведь слоны и все такое, и уж никакие эти проклятые Альпы не остановят бравых парней полководца Ганнибала на пути в Италию. Да мы и сами не заметим, как придет тот момент, когда мы осчастливим наших римских приятелей таким карфагенским подарочком, который они долго потом не забудут. А теперь давайте-ка прокричим троекратное “ура!” в честь старого доброго полководца Ганнибала – и после этого не сходить ли нам раздобыть себе чего-нибудь на завтрак?

И снова вход в палатку приоткрылся, после чего оттуда быстро вылетел наружу долговязый человек, одетый по полной форме -- каковая форма указывала на его принадлежность к одному из лучших ханаанских вспомогательных отрядов в карфагенском войске. Он приземлился в снег своими тощими ягодицами, после чего рядом с ним приземлились его постельные и обеденные принадлежности – а также портативный алтарь Ваала, взятый с собой по настоянию матери при поступлении на военную службу.

-- И назад не возвращайся, хлюпик! – раздался единодушный крик оставшихся в палатке.

-- О, это уж точно, -- заметил незадачливый молодой человек, поднимаясь со снежной поверхности и отряхиваясь. Он начал собирать свои разбросанные причиндалы, бормоча при этом : -- Плохой снег. Никуда не годится. Я вот пожалуюсь начальству, вот увидите. Нельзя такое позволять. – Он двигался медленно, все еще чувствуя боль – его уже выкидывали , из более чем полудюжины других палаток. Собрав в конце концов все свои вещи, он поплелся в поисках более гостеприимного жилища.

Прошагав некоторое время по снегу и так пока и не найдя искомого, он оказался в той части карфагенского лагеря, где размещались командиры. Он мог определить это по запаху. Конечно, большой военный лагерь – это не клумба с цветами, но по крайней мере обычно вонь хоть как-то заглушалась этой невыносимо холодной погодой. Однако в той части лагеря, где находились Ганнибал и прочие военачальники, раздавался также и некий особенный запах, с которым не смог бы справиться и целый ледник.

-- А-ах! Ох! Фу! Будь прокляты эти слоны! – грязно выругался молодой воин. После чего он вспомнил свою милую мамочку в Тире и ему стало стыдно за свой выбор слов. . Он зашагал дальше сквозь сугробы, но тоска по родному дому застилала ему глаза.

Не охвати его слезная ностальгия с такой силой, он вполне мог бы заметить, что далеко не все кучи под его ногами были сугробами.

На его вопль сбежалась целая орава командиров, желающих увидеть, что же произошло:

-- Во имя Тофета, что это такое?

-- Во имя левой сиськи Астарты, только не говорите мне, что это сорвался в пропасть очередной слон!

-- Ты что, мужик, спятил? С каких это пор взрослый боевой слон визжит, как девочка?

-- Ну а что, разве этих слонов не… отремонтировали, перед тем как взять на службу?

-- “Отремонтировали ”? В каком смысле?

-- Ну разве не ясно? – Произнесший эти слова командир сделал ножницеподобный жест пальцами – но потом понял свою оплошность и сделал такой же жест руками.

-- А как вообще ремонтируютслонов? – захотел узнать кто-то еще.

-- Не знаю, старик. А как их портят? – И командиры зашлись в приступе дружного смеха.

Они все еще продолжали весело хлопать друг друга по спине, когда молодой воин сумел наконец выбраться сам и вытащить свое имущество из зловонной кучи, после чего попытался незаметно удалиться. Ему и так уже с лихвой хватило унижений на целый день, а ведь было только раннее утро. Впрочем, он мог бы и не напрягаться. Даже самый жалкий местный божок, способный лишь на то, чтобы поразить молнией одну-единственную сосну, мог бы ему поведать, что человек, угодивший в кучу слоновьих какашек, должен прекрасно понимать, насколько удачной будет его судьба в дальнейшем.

-- Кто идет? – раздался могучий рык, пронизавший ясный и чистый воздух. Результатом этого рыка были три небольшие лавины неподалеку, а также коллективный сердечный приступ у живущего поблизости семейства горных козлов, чем-то напоминающих африканских антилоп. Будучи высок (по карфагенским представлениям), мускулист (по каким угодно представлениям) и заносчив (по каким угодно представлениям, кроме своих собственных), Ганнибал из Карфагена возвышался над миром подобно колоссу. Правда, в результате этой героической позы, частью которой были широко расставленные ноги, ледяной горный ветер пользовался свободным доступом к его брачным инструментам. (Не то чтоб это было так уж важно: Как только карфагеняне занялись альпинизмом, у воинов появилась новая привычка – отогревать свои отмороженные отростки при каждом успешном отправлении естественной надобности, тормоша их в дружеских объятиях. Правда, результаты этого процесса не слишком понравились следующим за войском маркитантам, , особенно когда началось великое восхождение, и маркитанты оказались снизу. А когда клиенты отказались вносить за это безобразие дополнительную плату, торговцы преисполнились отвращения и покинули лагерь все до единого.)

Молодой человек резко остановился и скорчился. Мамочка часто рассказывала ему о том, как его дорогой покойный отец, воин до мозга костей, всегда считал, что нет большей беды для бойца, чем привлечь к себе внимание начальства. Прижимая к груди своего портативного Ваала, он зажмурил глаза и изо всex сил попытался стать невидимкой.

Его попытка не увенчалась успexом. Тяжелая рука опустилась ему на плечо и повернула кругом. Он уставился в искрометные глаза своего верховного главнокомандующего.

-- Как тебя звать, салага?

-- Ма… Ма… Ма… Ма… -- Подбородок молодого человека дрожал и трясся подобно комку жира на поверхности горшка с бурлящей похлебкой.

-- Перестань звать свою мамашу и отвечай на вопрос!

-- Д-да, господин. Магон, господин.

-- Магон, а? – потер Ганнибал свой подбородок. – У меня брат есть, тоже Магоном звать.

-- Д-да, господин. Знатный муж, господин.

-- Я тебя разве спрашивал? – Гнев Ганнибала был ужасен, но по крайней мере какая-то польза от него была: любой человек, на которого сей гнев обрушивался, одновременно чувствовал, что становится заметно жарче. Молодой Магон, стоя перед своим недовольным командиром, даже немного вспотел, хотя при этом и понимал, что скоро ему за это придется платить– и не только выковыривая сосульки из собственных бровей.

-- Нет, господин, вы меня не спрашивали, господин. – Решив, что ему следует попытаться реабилитироваться после всего, что произошло, Магон повел себя более активно. – Я извиняюсь за все сказанное, господин. Впредь я не буду высказывать свое мнение, если только меня о нем не спросите вы или один из моих военачальников. В смысле, вы или мой другой военачальник, господин, ибо вы и есть мой военачальник. Военный. И начальник. Мой начальник. Господин. – Он выпрямил спину, выпятил грудь и по какой-то неведомой причине щелкнул каблуками. Впрочем, последнее из этих действий лишь усилило миазмы, исходящие от отходов слоновьей жизнедеятельности, все еще составляющих с Магоном единое целое.

Ганнибал нахмурился и зажал свой нос.

-- Слушай, салага, -- сказал он, -- я не знаю, чем именно от тебя так воняет -- сандалиями или глупостью. Мне не приходилось слышать такого бессмысленного, безмозглого, идиотского бреда с того самого дня, когда я последний раз общался с римским дипломатом. Ты ведь не уроженец Карфагена, верно?

-- Нет, господин! – Раскритикованный полководцем Магон устыдился, но продолжал изображать бравого воина , как утопающий продолжает держаться за соломинку. – Мой отец был ханаанцем, господин, а семья моей матери приехала с Оловянного Острова, господин!

-- С какого еще Оловянного Острова? – Сам Ганнибал ответа на данный вопрос не знал. И его это очень раздражало.

-- Этот остров находится в западных морях, господин, за Геркулесовыми столпами и немного на север. Знаменит своими оловянными шахтами, -- торопливо объяснил один из его помощников, придвинувшись к полководцу поближе, дабы передать информацию настолько незаметно для остальных, насколько это было возможно в создавшемся положении. Иными словами, о незаметности нечего было и думать. Похоже было, что поглазеть на угодившего куда не следует Магона собрался весь лагерь. Даже некоторые слоны с интересом наблюдали за ситуацией со своих мест. – Говорят, что тамошние туземцы -- великолепные воины. Ходят слухи, что великий карфагенский мореплаватель Химилко однажды достиг тамошних берегов, но еда ему показалось сколь безвкусной, климат – столь влажным, а поведение туземцев во время ритуальных игр с шарами – столь мерзким, что он решил: пусть всеми будущими сношениями с этими людьми занимаются греческие торговцы.

-- Если это так, то как же мамаша этого салаги отхватила себе ханаанского мужа? – потребовал ответа Ганнибал.

-- Э… для любви не существует преград? – с надеждой в голосе предположил помощник.

-- А, ладно. – Ганнибал с силой плюнул в снег. – Не мне разбираться с его мамашей. Эй, ты! Мудон! Ты что это себе думаешь? Шляешься тут в месте, отведенном для командиров! Ищешь неприятностей на свою голову?

-- Вообще-то, господин, я ищу, чем бы позавтракать.

Ганнибал уставился на него с таким видом, как если бы у Магона выросла вторая голова – с более четким подбородком, нежели у первой:

– Позавтракать? Я не ослышался, Мудон? Ты хочешь позавтракать?

-- Да, господин, -- ответил Магон. – Если это не очень затруднительно, господин.

-- Видишь ли, Мудон, я открою тебе маленький секрет: это очень затруднительно. А знаешь почему? Потому что у нас для вас на завтрак нет ничего, вот почему. Ну и что ты об этом думаешь, Мудон?

Сарказм Ганнибала не вполне доходил до Магона. Благодаря полководцу, продолжавшему безбожно коверкать его имя, самооценка молодого воина стремительно понижалась, что не могло не внести некоторое смятение в его мысли. К сожалению, с ним не было в этот момент его милой мамочки, которая могла бы напомнить ему об еще одной оставшейся от отца военной мудрости: “Будь весь внимание в присутствии недовольного полководца, бешеной собаки или доступной подавальщицы в таверне. Никогда нельзя предсказать, каким именно образом кто-либо из них на тебя набросится”.

Понимай Магон хоть чуть-чуть лучше, в каком ужасном положении он оказался, он никогда бы не сказал в ответ того, что сказал:

-- В таком случае, господин, я полагаю, что положение создалось далеко не самое лучшее… как говорится, господин, такие вот пироги.

-- Пироги… -- Ганнибал словно прожевал услышанное слово, причем сделал это так же тщательно, как если бы оно и было тем вкусным блюдом, которое означало. – Так ты, значит, все это называешь? Дай-ка я тебе, салага, кой-чего растолкую: я тут, понимаешь, ухаживаю за всеми вами, дебилами, за самой жалкой кучей никчемных маменькиных сынков, которых в свое время случайно забыли принести в жертву Ваал-Хаммону – а зря, хоть какая-то была бы польза. Я пригнал сюда вас, уродов, из самой Иберии, перевел вас через Рону, и сделал все возможное, чтоб вы не подохли, когда аллоброги устроили нам засаду и как следует надавали пинков – кстати, именно тогда мы потеряли столько припасов, что и считать неохота. Ради славы Карфагена я заставил вас, ублюдков, заползти вверх на самый большой и мерзкий горный массив, который только есть на карте, чтобы завтра мы все могли сползти вниз с этой сучьей громадины и набить римлянам морду на той стороне. Казалось бы, для простого смертного этого достаточно, но разве это все испытания, которые боги уготовили мне? О нет! Я вижу, мне надлежит сделать еще и больше того! Мне надо накормить вас, нежных кисейных барышень, а к тому же еще и союзные нам галльские племена, инсубров и бойев, да кроме того, еще и боевых слонов. Чем их накормить-то, спросишь ты, учитывая всё, что я тебе только что рассказал про припасы? Что ж, сынок, я рад, что ты задал мне этот вопрос, и я тебе на него отвечу: понятия… не… имею!

Тем временем бедный Магон уже всерьез сравнивал две возможности – продолжать слушать эту тираду, произносимую Ганнибалом с пеной у рта, или же броситься в ближайшую пропасть. Однако он был так плотно окружен любопытными зеваками, что никаких вариантов у него уже не было. Он молча помолился своему портативному Ваалу, моля только об одном – чтобы Ганнибал поскорее закочил свою обличительную речь.

Его желание сбылось.

-- И всё это, -- теперь Ганнибал тяжело дышал, и в глазах его таился опасный блеск, -- все эти собранные воедино неудачи, заботы и ужасы ты, в своей мудрости, называешь гребаными пирогами? Ну что же, Мудон, я тебе сейчас такие пироги покажу, что век не забудешь! Слушай меня внимательно – у тебя теперь будет новая командная должность! Ты теперь у нас ответственный за алиментацию! Поздравляю!

-- Г-господин? – члены Магона начали дрожать, и вовсе не от холода. – Я очень ценю такую честь, господин, но… э-э-э… а в чем, собственно, состоят обязанности ответственного за алиментацию, господин?

-- Обязанности? – эхом отозвался Ганнибал, и в его стальных глазах заблестела торжествующая злоба. – Их не так уж и много. Просто ты теперь отвечаешь за жратву для всего этого проклятого войска, вот и все. Под страхом смерти. Понял меня, боец, или я тебе должен показать, что означает “под страхом смерти”? Ну? Чего стал? Уже почти пора завтракать. Так что советую тебе пошевеливаться. – Он грациозно повернулся кругом, сделал пару шагов по снегу, после чего обернулся и добавил: -- Да, кстати, Мудон…

-- Да, господин? – проблеял несчастный, только что получивший новую командную должность.

-- Я терпеть не могу пирогов.

* * *

Мелкартпилл из Тира услышал звук надрывного плача, доносящийся со стороны одной из самых больших куч слоновьего дерьма, украшавших карфагенский лагерь. У него, Мелкартпилла из Тира, было доброе сердце и пытливый ум. Оба эти качества сыграли свою роль в ту полночь, когда он покинул родной город. Дело в том, что однажды Мелкартпилл заинтересовался, была ли до сих пор девственницей прекрасная дочь некоего знатного человека – и, получив положительный ответ, немедленно решил, что не исправить это упущение будет просто бессовестно.

Он был таким человеком, который просто не может не творить добро, особенно в отношении дам. Кроме того, доброта Мелкартпилла вдохновляла его на дружбу с теми, у кого прочих друзей не было – будь они мужчинами, женщинами или животными. У него просто было доброе, пусть и неразборчивое, сердце. Таким образом, если разумный человек, услышав плач, быстро пошел бы в противоположную сторону, то Мелкартпилл (а для друзей – просто “Мел”) немедленно отправился прямо по направлению к жалобным звукам.

Держу пари, это старый Данел-слоновод, подумал Мел, шаркая по снегу своими сандалиями. В последнее время слонам совершенно не хватает фуража, а когда слонам плохо, Данелу плохо тоже. Он о них заботится больше, чем о своих собственных родных! С другой стороны, я видел его родных – надо сказать, слоны не в пример привлекательней. И умнее. И пахнут куда деликатней.

Обойдя кругом гору дерьма, Мел обнаружил, что плакал вовсе не старый Данел. Плакал Магон.

-- Маг? – Как и многие другие знакомые Магона, Мелкартпилл считал его экзальтированным дурачком, но все равно относился к нему хорошо. Кроме того, будь Магон дурачком или нет, в бою он показал себя настоящим героем. Когда аллоброги устроили войску Ганнибала вышеупомянутую засаду, именно Магон заслонил голову Мела своим щитом, едва успев защитить товарища от враждебно настроенного куска камня. – Что с тобой?

-- А, Мел. Здорово. – Маг вытер рукой сопли и печально шмыгнул носом. – Да ничего со мной. Просто мне пришел конец, вот и все. Насколько я знаю старого доброго полководца Ганнибала, мне теперь не дожить и до обеда. Я полагаю, что он назначит мою казнь в течение часа. У него не заржавеет, такой уж он человек.

-- В отличие от Данела. – Мел с отвращением дотронулся носком сандалии до слоновьих какашек. – Мы находимся в таком месте, что невозможно даже плюнуть, не попав в пропасть. Так почему же он не может собрать отряд из инсубров, бойев, или даже наших – и приказать им спихнуть все это добро вниз?

-- Ну ты же знаешь Данела. – Магон вымучил из себя подобие улыбки. – Он же так любит своих слонов. Не может заставить себя расстаться ни с одной реликвией, которая с ними связана.

-- Если ты еще не заметил, то я тебе напомню – это уже ни с чем не связано. Эта вонь полностью независима.

-- Ну, хоть немного-то следует приберечь, разве не знаешь? Для растапливания огня на кухне и все такое.

Мел засмеялся:

-- Я думаю, так много нам не нужно. По дороге сюда из своей палатки я увидал в лагере достаточно этого добра, чтобы приготовить банкет из пятидесяти блюд! Знаешь, что ребята говорят об этом походе? “Одинаковые дни, только разное гов…”

Магон снова заплакал.

Мел нахмурился:

-- Что, опять из-за этой казни перед обедом? Странное у Ганнибала расписание. Почему он хочет это устроить именно тогда?

-- Да потому что он никак не может казнить меня перед завтраком. Или после завтрака, если уж на то пошло, потому что никакого проклятого завтрака не будет, и вот поэтому-то он казнит меня перед обедом! – Магон уронил голову на руки и зарыдал.

-- Э-э-э… -- Мел почесал в затылке, совершенно ничего не понимая. – Ты не мог бы обьяснить мне все сначала? Только медленно.

Магон так и сделал, продолжая при этом шмыгать носом, рыдать и скорбно выть. Когда он закончил, Мел разобрался в создавшемся положении, но возмутился им до глубины души:

-- Ах этот сын римской волчицы! Он не имеет права так поступать с тобой, дружище Маг. Впрочем, не могу сказать, что я так уж удивлен. Небось с карфагенянами он так никогда не обращается.

-- Правда? – Магон перестал вытирать нос, предоставив соплям возможность замерзать где придется. – Я что-то такое слышал, но думал, что это просто застарелые измышления. Ужасно не хочется верить в то, что у твоего верховного главнокомандующего есть любимчики.

-- Любимчики? Клянусь Ваалом, это еще слабо сказано! Слушай, ну я еще понимаю, что твоя мама – иностранка, но ведь отцы-то у нас обоих – уроженцы Тира, и старик просто обязан это учитывать. Не будь Тира, никакого Карфагена и на свете бы не было, но разве Ганнибал об этом думает? Не-е-ет. Знаешь, кто мы для него? Пушечное мясо! Случись что -- нам в первую очередь хана, на то мы и ханаанцы.

-- Да, действительно. – Магон неодобрительно зацокал языком.

-- Так оно и есть! Нас в войске Ганнибала совершенно не ценят. Все, что мы от него видели хорошего – это наши красные форменные рубашки, да и то я в последнее время не очень уверен, хорошо это или не очень. Они, конечно, красивые, да только вот красный цвет слишком уж заметен на этом снегу, так что из нас получились отличные мишени для аллоброгов. С нами обращаются хуже, чем с жителями Карфагена, и даже хуже, чем с карфагенцами из иберийских поселений. Ну да, конечно, с бойями и инсубрами наверняка обращаются еще хуже, чем с нами – но ведь они-то настоящие иностранцы, эти проклятые галлы. Единственное, что меня утешает – так это то, что Ганнибал со всеми нами обращается хуже, чем с этими гребаными слонами! И уж поверь мне, ничего хорошего в этом нет.

-- А я ведь хотел только немножечко позавтракать, -- снова заныл Магон.

-- Ой, да перестань, -- оборвал его потерявший терпение Мел. – Плачем делу не поможешь, и шкуру твою не спасешь. Ты похож на жалкого щеночка с подбитой лапкой. Жаль, что только похож. Собаки – жрачка что надо.

-- Да ведь то-то и оно, что спасусь я лишь в том случае, если найду, где взять эту самую “жрачку что надо”. – Слезы Магона высохли в пламени негодования. – Мне нужно накормить все проклятое войско – или же умереть, разве не ясно? Ха-ха, пара пустяков. Сейчас вот только зайду к мяснику и закажу пару тонн отменной говядинки, да? Или парочку кроликов – а о дальнейшем пусть позаботится природа, верно? Мне нужно накормить несколько тысяч человек, а до ближайшей еды – много-много миль. Пожалуй, я могу попытаться убедить полководца Ганнибала позволить командирам скушать рядовых бойцов, но кто же тогда тут будет заниматься ратным трудом? И уж конечно, оскорбление типа “жалкий щеночек” наверняка поможет мне решить все проблемы. Если на большее ты не способен, я предлагаю не тратить время на бесполезные разговоры и разойтись в разные стороны. Надеюсь, в следующий раз увидимся во время моей казни, если у тебя еще не появились другие планы. До свидания.

Завернувшись в свое достоинство, словно в плащ, Магон гордо пошел прочь. Но не сделал он и трех шагов, как Мел схватил его за руку и потянул назад.

-- Маг! – закричал он. – Маг, ты просто гений! Во имя богов, выход из положения был все это время у нас перед носом!

-- Прости, не понимаю. Неужели ты действительно считаешь, что мне следует сварить рядовых бойцов для командирской похлебки? Я полагаю, что ничего из этого не выйдет. Там же сплошь кожа да кости, знаешь ли.

-- Ну да, кожа да кости, плевать, заткнись и следуй за мной! Если уж мы хотим добиться успexа, то прежде всего нам следует найти кого-нибудь, кто умеет готовить. Пошли! – Увлекая друга за собой, Мел помчался к периметру лагеря, где Ганнибал разместил галлов.

Очень скоро Мел нашел камень, который был достаточно велик, чтобы служить трибуной – после чего забрался наверх и издал свист – достаточно громкий и звонкий, чтобы привлечь внимание всex воинов вокруг.

-- Благородные союзники Карфагена! – начал он. – Я принес вам весть о страшной опасности, которая угрожает всем нам. Наш любимый полководец Ганнибал поручил кормление всего войска вот этому человеку. – Он указал на Магона, который тут же покраснел, словно храмовая девственница. – Я призываю вас проявить созательность и помочь ему в этом деле!

Ответом была тишина, которую нарушил один-единственный смелый голос, произнесший те слова, которые были у всex на уме, а именно:

-- Ну и почему мы должны это делать, глупый ты ханаанец?

-- Почему? – эхом отозвался Мел. – Почему? Да потому, что наш план приготовления еды для всего войска предусматривает такие действия, которые одному человеку не под силу. Наш план предусматривает коллективный труд!

Эта информация пробудила в галлах еще большее безразличие. Мел попытался снова:

-- Потому что работа нам предстоит нелегкая, но зато когда вы нам поможете и доведете дело до конца, то всем сразу станет ясно, кто тут бойи, а кто отстои!

Некоторые из галлов начали расходиться. Другие стали посматривать по сторонам в поисках ближайших куч слоновьего дерьма, с помощью которых галлы могли бы выразить свои чувства как можно искренней. Тогда Мел сделал последнюю попытку:

-- Потому что мать этого человека -- родом с Оловянного Острова, и если мы ему не поможем, то он накормит вас в соответствии с одним из её рецептов!

Ужас потряс галльский лагерь до основания. Некоторые из присутствующих даже упали в обморок. Крики “Нет!” и “Только не это!” устремились к небесам со страшной силой. Какое-то время казалось, что вот сейчас небо не выдержит и упадет вниз. Иными словами, галлы накличут себе на голову то, чего сами же и боялись больше всего на свете.

Впрочем, нет. Еще больше они боялись кухни Оловянного Острова.

В следующее мгновение Мел и Магон располагали более чем достаточным количеством воинов, готовых приступить к операции “Усиленное Питание”.

* * *

Ганнибал поудобнее развалился на своем стуле и с довольным видом поковырял пальцем в зубах.

-- Ну, ребята, я бы никогда в это не поверил, если б не увидел своими глазами, -- заявил он. – Такого вкусного завтрака, клянусь Ваалом, я не ел уже так давно, сколько не каждый осел проживет. Я должен признать, Мудон: ты, похоже, и впрямь трусливый, бесхарактерный и глупый ханаанец, но иногда ты соображаешь почти как настоящий карфагенянин.

Мел и Магон переглянулись и подмигнули друг другу, после чего Магон ответил:

-- Благодарю вас, господин. И я очень ценю тот факт, что вы не возразили, когда я прибег к помощи некоторых из наших галльских союзников.

-- Ясное дело, не возразил. Ты же знаешь наши порядки: если какой-либо воин этого войска получает мой непосредственный приказ, то никто не смеет препятствовать его усилиям, направленным к быстрому и точному выполнению сего приказа. – Он выпрямился и подобрал пальцем остатки вкусной подливки с края своей тарелки. – Нет лучше способа заставить человека воевать, чем завтрак. Как я уже говорил галлам, войско лучше движется на полный желудок. Надеюсь, они это запомнят. А знаешь, что эти римские сукины дети считают хорошим завтраком? Хлеб с оливками! Ну да что взять с этих гребнеголовых, которые даже не понимают, как важны боевые слоны? Без боевых слонов воевать нельзя – нельзя, да и неохота. Как всегда говорил мой папаша Гамилькар, вы только дайте мне боевых слонов -- и спасайся кто может, а кто не может, тем я устрою полные Микены!

-- А… что именно он имел в виду, господин? – смиренно поинтересовался Магон.

Ганнибал пожал плечами:

-- А пес его знает. Папаша любил выпить. Но клянусь Ваал-Хаммоном, это отнюдь не значит, что он не знал, как правильней всего использовать боевых слонов!

-- Не только он, -- пробормотал Мел.

И тут кристально чистый воздух пронзил ужасный вопль. Некий старичок, с шеи которого свисал сползший кляп, а на руках и ногах висели всевозможные веревки, припал к ногам Ганнибала. Мел бросил в сторону Магона взгляд, полный тревоги и гнева.

-- Ты же сказал, что знаешь, как связать человека так, чтоб он потом целый день не мог развязаться! – прошипел он.

-- Ну да, знаю, но старый Данел, он ведь… ох ты, чтоб его, да он ведь старый, не так ли? Потому-то мы его и зовем “старый Данел”, разве не знаешь? Мне было неудобно затягивать веревки слишком туго. Не хотелось бы сделать старикану больно.

-- Но тебе не было неудобно сделать так, чтобы старикан развязался еще до того, как мы смоемся? Ну, молодец, Маг. Старому Данелу ты больно не сделал, но зато погубил нас, это уж как пить дать. Хотя нет, пить нам перед смертью могут и не дать.

По мере того, как двое ханаанцев обменивались этими любезными репликами, старый Данел-слоновод делился с главнокомандующим мучившими его новостями. Чем дольше он говорил, тем больше хмурились брови Ганнибала, и тем более гневно сверкали его глаза. Сжатые зубы полководца издали звук, похожий на скрип камней, прижатых друг к другу в горной лавине. Он рывком поднялся со своего места, направил указующий перст на Мела и Магона, и заорал во всю мощь своих вместительных легких:

-- Так что вы сделали с моими боевыми слонами?

* * *

-- Ну, вот и еще один переплет, в который я попал по твоей милости, -- заметил Магон, обращаясь к Мелу.

Связанные по рукам и ногам, они оба лежали на снегу в той самом месте, где некогда находились карфагенские боевые слоны. Единственная слониха, пережившая “Магонскую Резню” (так уже называли это событие рядовые бойцы), скорбно глядела на ханаанцев, находясь в некотором отдалении. (Галлы-помощники решили, что на убой она не годится – слишком уж тоща. Да и чеснок у них кончился.) Согласно приказу Ганнибала, Магон и Мел должны были пролежать в таком положении до самого рассвета – а уж там, если их не убьет ледяной холод альпийской ночи, он поклялся довести дело до конца сам.

-- Что ты хочешь этим сказать? – отпарировал Мел. – Это самый первый переплет, в который ты попал по моей милости.

-- Ну да, других-то уже не будет, верно? Потому что нас казнят уже сейчас, не так ли? – грустно сказал Магон. – Так что одного переплета вполне достаточно, да?

-- А кто же в этом виноват? Я-то по крайней мере попытался помочь тебе спасти свою жалкую шкуру, рискуя при этом своей собственной! Разве кто-нибудь еще так поступил? По-моему, нет. Ганнибал дал тебе приказ, который невозможно выполнить, потому что он хотел тебя казнить – но сначала он хотел, чтобы ты как следует попричитал. Ты мог покинуть его войско живым лишь в том случае, если бы сбежал отсюда – но ты не мог на это даже надеяться, пока все знали, что полководец на тебя зол. Слишком уж многие воины держали ухо востро, зная, что если ты сбежишь, то Ганнибал подвесит их за яйца на шесте для палатки. Да, но вот если бы ты каким-то образом умудрился выполнить этот невозможный приказ, напряжение сразу бы сошло на нет – ты снова стал бы обычным ханаанским бойцом, вроде меня. А уж до нас-то никому нет дела, когда мы не деремся на поле боя или не нарываемся на неприятности. Я же сказал тебе, план состоял в том, чтобы ты связал старого Данела как следует, чтобы у нас было достаточно времени. Мы бы успели принять заслуженную благодарность за завтрак и незаметно удалиться еще до того, как все остальные перестанут рыгать и задумаются, а откуда, собственно, взялось все это мясо. Потом мы спустились бы с гор, направились к холмам – и к тому времени, как нас хватятся, были бы уже на полпути к Ханаану! Но разве ты сделал все, как полагается? О нет. Ты повел себя как типичный хороший мальчик, который уважает старших и боится причинить им боль. Поэтому ты пожалел старика и связал его легонько. Клянусь всемогущим Ваал-Хаммоном, Маг, да ты мягкосердечен, как еврей!

-- А, да заткнись ты.

-- Нет уж, сам заткнись.

-- Эй! А не заткнуться ли вам обоим?

Нежданное вмешательство в беседу третьего, чужого голоса было настолько внезапным, что Мел и Магон подскочили бы до небес, если бы уже не примерзли к земле. Они завертели головами в поисках источника только что услышанных грубых слов, и в конце концов нашли его. Незнакомец выглядел так же, как и любой другой ханаанский воин, хотя форма сидела на нем немного неестественно, как если бы он до сих пор к ней не вполне привык. Также немного неестественным был и его акцент.

-- Так-то лучше, -- сказал он, подходя поближе и приседая между двумя арестантами. – Ну. Так вы и есть те парни, что сварили слонов полководца Хвастуна, да? – Он улыбнулся, продемонстрировав гнилые зубы. Изо рта его воняло оливками.

-- Собственно говоря, варкой как таковой занимались галлы, -- ответил Магон. – Похоже на то, что существует какое-то глупое предубеждение против рецептов моей милой мамочки, которая привезла их с Оловянного Острова.

-- Кухня Оловянного Острова? – Незнакомец вздрогнул, но тут же пришел в себя и снова приятно улыбнулся. – Ну да ладно. Так я тут пришел сказать спасибо. Согласно последним слухам из штаба, Ганнибал собирается сворачивать кампанию и возвращаться домой.

-- Что? – Магон не мог поверить своим ушам. Что, впрочем, было и неудивительно, если принять во внимание, как плотно его уши были заложены снегом и прочими субстанциями, о которых не хотелось бы упоминать. – Ты хочешь сказать, что он поведет войско назад в Иберию? Вот так дела! Ведь ему всегда не терпелось вторгнуться в Италию. Почему же он передумал?

Улыбка странного воина стала еще шире:

-- А ты как думаешь? Ну да, это круто. Он уже целый день ходит туда-сюда и все твердит одно и то же. Мол, война без боевых слонов – это уже и не война, мол, так дело не пойдет, мол, туши свет. Все советники пытаются его убедить продолжить поход, закончить переход через Альпы, вторгнуться в Италию – но он лишь смотрит на них с сарказмом и спрашивает: “Стало быть, вы думаете, что я могу вторгнуться в Италию без боевых слонов, а? Но могу ли я это сделать? Могу ли я сделать это? Могу ли я это сделать?” Клянусь Юпитером, если я еще хоть раз услышу “могу ли я”, то…

-- Ах вот оно что! – воскликнул Магон, когда его полуотмороженный мозг произвел анализ религиозных убеждений незнакомца. – Ты проклятый римский шпион!

Незнакомец наклонился вперед и легонько шлепнул Магона по лицу:

-- А погромче нельзя, козел? А то, глядишь, еще остались два-три карфагенских стражника, которые тебя еще не услышали.

По правде говоря, никакого впечатления пощечина не произвела – лицо Магона было уже достаточно отмороженным, чтобы не чувствовать боли. Охваченный безумной радостью Магон повернул голову в сторону Мела и затататорил:

-- Это великопелно, просто великолепно! Мы поймали римского шпиона, пробравшегося в наши дружные ряды! И теперь старый добрый полководец Ганнибал нас простит, и освободит, и, может, даже повысит в звании, и…

Мел вздохнул:

-- Маг, приятель, неужели ты не замечаешь одной маленькой детали?

-- Что еще за деталь?

-- Нож, который он приставил тебе к горлу.

-- Какой еще нож?

-- А вот этот, сообразительный ты наш, -- сказал римлянин, прижимая острие еще крепче к бесчувственной коже Магона. – Чувствуешь?

-- Извини, старик, -- радостно сказал Магон. – Был бы рад тебя уважить, но это невозможно. Весь день тут лежу на этом проклятом холоде. Не чувствую ничего.

-- Ну так поверь мне на слово. Послушай, что твой друг говорит. Похоже, он тут из вас двоих главный умник. Правильно я говорю, Умник? – сказал он, обращаясь к Мелу.

-- Как прикажешь, римлянин, -- ответил Мел. – Я бы тебя не выдал, даже если бы смог. По мне, так мы ничем Ганнибалу не обязаны.

Этот ответ явно понравился ночному гостю:

-- Вот это другое дело. Да, ты действительно умник. По слухам, вся эта затея с приготовлением слонятины была именно твоей идеей. Ладно, Умник, слушай: от имени, как это там говорится у нас на родине, всего Senatus Popolusque Romanorum и так далее, я должен тебе сказать, что мы искренне ценим тот факт, что вы поставили Ганнибалу палки в колеса, даже если и не хотели этого делать. В смысле, ну он же полный отморозок, безумец. Сейчас он вернется домой, и у нас будет больше времени приготовиться, чтобы как следует его встретить, когда он снова заявится к нам в гости – понимаете, что я говорю? Кстати, о встрече – айда, ребята, со мной в Рим, и вам устроят такую встречу, что век не забудете: получите землю, деньги, кучу мелких услуг от больших шишек из Сената, столько vino, сколько сможете выпить, ну и, может, немного ale-valeс дамами, если понимаете, к чему я клоню.

Мел изобразил самую большую, пресную и сардоническую улыбку, которую ему позволило отмороженное лицо:

-- Да что ты говоришь, приятель? Ах, как здорово! Что и говорить, в настоящий момент визит в солнечную Италию весьма неплохо разогрел бы наши старые кости – причем одну из моих костей придется разогреть особенно тщательно, чтобы я был способен на это самое как-ты-там-сказал с дамами. Но знаешь что? Не выйдет. А знаешь почему? Потому что как только Ганнибал узнает, что мы пропали, он пошлет вдогонку за нами воинов. Или ты думаешь, что мы сможем убежать от всего карфагенского войска?

Римлянин помрачнел:

-- Я пытаюсь вам помочь, а вы надо мной насмехаетесь? Я, что, кажусь вам таким смешным? – Он многозначительно перебросил нож из одной руки в другую.

-- Эй, эй, эй, нет, ни-ни, ни в коем случае, ничего подобного, нет, господин, определенно нет, это уж точно. – Так быстро Мел не говорил даже в тот раз в Тире, когда пытался объяснить драчливому мужу одной дамы, что уроки пения в обнаженном виде – это необычайно модно. – Я просто пытаюсь сказать, что, может быть, нам следует, э-э-э, продумать свои действия как следует, прежде чем к ним приступать. Нам следует как-нибудь сделать так, чтобы Ганнибал не послал за нами погоню. Он и сейчас-то вне себя, а когда узнает, что мы пропали, то разойдется еще больше. Да и упрямый он, ублюдок. Не могу поручиться, что он не погонится за нами лично, верхом на вот этой, -- Мел кивнул в сторону последней ганнибальской слонихи, -- лишь бы казнить нас путем раздавливания голов.

-- Раздавливания голов? – переспросил римлянин.

-- Ну да, ведь слониха на них наступит. И всего делов.

-- Надо же. Вот это действительно беспредел. А мы у себя в Риме только распинаем. – Римлянин покачал головой и пробормотал: -- Да-а, ну вы, бешеные карфагеняне, всегда всex опережаете! Нам, римлянам, следует придумать что-нибудь гораздо пострашнее распятия, если мы хотим остаться круче всex. Чтобы уважали, понятно? В смысле, если кто вдруг заговорит про Рим, и ему потом не придется менять набедренную повязку -- значит, мы теряем уважение. Эдак мы никогда не будем контролировать весь Средиземноморский район.

-- Боже правый, Мел, не думаешь же ты в самом деле, что полководец Ганнибал заставит старую Бесси нас раздавить? – заверещал Магон. – В смысле, да ты только посмотри на нее! Она же еле держится на ногах, и наверняка не слезет с этой горы в любом случае, вернется ли Ганнибал домой -- или же передумает и пойдет в Италию, несмотря ни на что.

-- Поверь мне, Маг, -- ответил Мел, -- никто не знает лучше Ганнибала, как правильно обращаться со слонами. Он заставит ее поймать нас, пусть даже она при этом подохнет.

-- Жаль, что мы совершенно не разбираемся в этих зверях, если не считать их вкуса, да? – сказал Магон, пытаясь развеселиться и отвлечься от мыслей о неизбежном конце. – А то могли бы войти к ней в доверие, завоевать ее расположение, прямо как тот странный мужик в Сагунтуме, который умеет заговаривать зверей. Тогда бы эта старушка как-нибудь уговорила полководца Ганнибала оставить нас в покое и забыть о нашем существовании.

-- Чего? Я вижу, ты кладешь себе в еду какую-то особенную приправу. Да разве такое возможно? Как уже заметил наш римский друг, Ганнибал действительно безумен, но я не думаю, что он безумен настолько, чтобы слушаться слониху.

-- Разве что если бы слониха тоже была немного безумна, -- заметил Магон. – Как всегда говорила моя милая мамочка, безумец уважает только того, кто еще более безумен. Насколько я знаю, эта фраза появилась на свет во время одной особенно энергичной игры в шары, когда одна из команд победила, отрезав… Ой!

-- Извини. – Римлянин пожал плечами и с невинным видом посмотрел на окровавленное лезвие ножа, который только что разрезал одну из опутывающих Магона веревок – а заодно порезал и кожу на руке. – Соскользнуло. – Он быстро управился с остальными путами, после чего помог Мелу и Магону подняться на ноги.

-- Слушай, мы очень ценим твои усилия, честное слово, -- сказал Мел, растирая свои ноги и пытаясь придать им хоть какую-то чувствительность. – Но разве ты невнимательно следил за ходом нашего разговора? Сбежать у нас не выйдет. Ганнибал погонится за нами. Он погонится за нами на последней оставшейся слонихе и заставит ее размозжить наши черепа, потому что он упрям и целеустремлен. И вдобавок ко всему он безумней, чем косоглазый верблюд. Понимаешь или нет?

-- Ну да, да, ясно, ясно. – Римлянин выглядел совершенно спокойным. – Но, как уже сказал твой друг, единственный способ остановить безумца – это показать ему, что ты еще безумней. – Он засунул руку под плащ, вытащил оттуда пару коротких мечей и бросил эти смертоносные инструменты новоосвобожденным ханаанцам. – Никаких проблем. Пошли. Пора нам Ганнибала немного проучить. Чтобы он… зауважал рядовых бойцов.

* * *

Ганнибал был погружен в сладкий сон, в процессе которого он причинял двум слоноубийцам всевозможные страдания, которые они заслужили (наряду со смертью) за свои преступления. Он жалел только о том, что не мог сделать то же самое с их галльскими помощниками, ибо в этом случае потерял бы ценных союзников. Ну да ладно. Придется продумать все страшные, ужасные, изобретательные, леденящие кровь пытки, которым следовало бы подвергнуть галлов – и обрушить их все до единой на Мелкартпилла и Магона. А самое приятное состояло в том, что поскольку эти двое так долго пролежали в снегу, вряд ли им удастся истечь до смерти кровью раньше времени.

На губах Ганнибала возникла добрая детская улыбка, но тут же пропала, ибо его тут же разбудил отчаянный голос, раздающийся откуда-то извне палатки:

-- Арестанты сбежали!

-- Сбежали? – заорал он, усаживаясь на постели и гляда куда-то в предрассветную тьму. – Во имя всex богов, да неужели эти ханаанские свиньи не знают, что никакой побег для них невозможен, пока я жив? Эшмунамаш! Эшмунамаш, живо дуй сюда и помоги мне одеть кольчугу! Эшмуна… тьфу, блин, я так и знал, что следовало подобрать денщика с именем покороче. С таким же успexом можно одеться и самому, а уж потом пойти разыскать этого никчемного…

Все еще бормоча проклятия, он зажег фитиль масляной лампадки, стоящей близ его постели. Зажглось пламя. Палатку озарил свет.

В ногах постели карфагенского полководца лежала отрезанная слоновья голова.

И тогда Ганнибал закричал.